главная

хроника

документы

публикации

ГОРОД: СТАРЫЕ ДОМА ОПАСНЫ И НЕПРЕДСКАЗУЕМЫ

«Петербургский Час Пик» № 19 (225) с 8 по 14 мая 2002. Елизавета БОГОСЛОВСКАЯ

23 апреля депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга Алексей Ковалев был арестован, ровно через неделю, 30 апреля, прокуратура изменила ему меру пресечения с ареста на подписку о невыезде, и депутат покинул тюремную камеру. Скорее всего, не в результате торжества закона, скорее — спасибо председателю Совета Федерации Сергею Миронову, у которого была возможность поведать об особенностях петербургской Фемиды российскому генеральному прокурору.

Словом, набиравшая силу мощная волна гражданской поддержки узника «Крестов» не успела плеснуть как следует. Когда 1 мая у «Октябрьского» собрались люди для шествия в защиту памятников архитектуры, Крестовского острова, исторического центра и человека, много сил и здоровья положившего ради спасения культурного наследия нашего города, этот человек, Ковалев, был вместе со всеми.

Вообще-то это даже странно, что он оказался в тюрьме только сейчас. Слишком многим он мешал за последние пятнадцать лет, с тех пор как были обрушены стены старого «Англетера» и будущий депутат вывел на площадь людей, выступавших против варварского отношения к старому городу. Митингующих не разгоняли — впервые с 1918 года.

Помнится, той весной 1987 года в Смольном, в кабинете А. Я. Дегтярева, собрали журналистов, чтобы проинструктировать, как ко всем этим веяниям свободы относиться. И сказали, что в городе возникло много всяких неформальных организаций, есть и фашиствующие, но не они должны вызывать настороженность, а некая «Группа спасения памятников истории и культуры» Алексея Ковалева, за которой очевидно КТО-ТО стоит. Кто именно — партийные идеологи не сказали, и мы гадали: американский империализм? масоны? академик Сахаров?

А вот Алексея Козева, лидера группы «Экология рядовой архитектуры», в ту перестроечную пору в узилище забирали — из-за устроенного им митинга на Карповке, где молодежь протестовала по поводу сноса домов под строительство отеля. Надо же, какой плохой знак — не с тех ли пор стройка эта и не заладилась?

Отсидев неделю, постриженный наголо хиппи Козев вышел на свободу, где был встречен как настоящий герой ликующими товарищами по борьбе.

Теперь депутат Ковалев обвиняется в растрате средств из своего депутатского фонда, и строится это обвинение на показаниях его бывшего помощника Козева.

Уголовное дело было возбуждено 14 октября 1998 г. по статье 165 — «причинение ущерба». Якобы весной 1996 года в своем служебном кабинете в Мариинском дворце А. Ковалев вступил в преступный сговор со своими помощниками Лебедевым и Козевым с целью хищения бюджетных средств, выделяемых на ремонт и реставрацию памятников истории и культуры Санкт-Петербурга. В результате была создана преступная группа, которая разработала схему обналичивания бюджетных денег подставными фирмами. Общая сумма похищенных средств составила свыше 2 млн. рублей.

Депутатский фонд — это строчка, не конкретные деньги, а право депутата направить положенную ему часть бюджета на то, что он считает остро необходимым. Прежде Ковалев эти деньги направлял на финансирование научных исследований и на бесплатное протезирование зубов василеостровских ветеранов. На этот раз — на ремонт памятников. В опыте с системой горздрава не было проблем — стоматологи незамедлительно и правильно расходовали средства из фонда. В системе же охраны памятников деньги пошли через УКС «Реставрация».

Выступая в Мариинском дворце перед коллегами Ковалева, главный прокурор города И. И. Сыдорук подтвердил, что подписи Ковалева нет на актах сдачи-приемки объектов. Назначали подрядчиков, визировали липовые акты совсем другие, очень даже конкретные люди — чиновники, в отношении которых тоже было заведено, но почему-то прекращено (за истечением срока давности) уголовное дело по статье 293 ч.1 — «халатность». То есть всего-то-навсего халатность продемонстрировали специалисты КГИОПа, которым государство поручает следить, как расходуются деньги, в том числе и выделенные депутатам? Двойной, как принято говорить, стандарт получается.

Все арестованные — подрядчик, субподрядчики — отрицали свою вину, и дело могло бы рассыпаться, если бы не Козев. Это была находка: Козева вызвали как свидетеля, и при первом же разговоре, видимо, опытный следователь понял, что неустойчивая психика бывшего помощника депутата дает шанс на раскрутку дела. На каждом допросе появлялась новая статья — «подделка документов», «мошенничество в особо крупных размерах», «преступная организация». В активе обвинения Ковалева есть, по мнению адвокатов, один-единственный «атрибутированный» эпизод: Козев подписал показания о том, что передал Ковалеву 30 млн. неденоминированных рублей. Свидетелей этой операции нет. Самих этих денег никто никогда не видел. Только голословное заявление.

Если бы следователи догадались поинтересоваться, не состоит ли данный свидетель на учете в ПНД, они бы узнали, что состоит с раннего детства. «Крупный мафиози» страдал эпилепсией с большими и малыми припадками, с психическими эквивалентами по истероидно-эпилептоидному типу — с этой статьей не берут даже в стройбат. Когда Ковалев лично прокурору передал выписки из истории болезни и подлинник «белого билета» Козева — долго не хотели приобщать эти документы к делу.

Никто, кроме Козева, своей вины не признал. Почему? Может быть, ответ в его письмах из тюрьмы: «У меня не просто пухнет голова, я действительно схожу с ума, очень плохо соображаю — всё от этого кошмара и дикого панического ужаса, который не покидает меня ни на минуту». Камеру № 662 он называл в письмах «пресс-хатой» и говорил, что лучше умереть, чем туда попасть. Одну жалобу с описанием того, что проделывали с несчастным человеком уголовники — соседи по камере, удалось передать правозащитникам, но от этого только последовали новые угрозы и издевательства.

У Алексея Козева есть мама, Валентина Дмитриевна, ей за восемьдесят. Она рассказывает:

— Год и три месяца пробыл мой сын в «Крестах». Есть люди, которые могут в тюрьме себя не дать в обиду. Он не смог. Он всегда был неадекватен в том, что касалось отличий мира реального от выдуманного им самим. Он всерьез утверждал, что в нашей квартире «экстерриториальная зона США, не подчиненная советским законам», и мог зачислить в шпионы того, кто пробовал его разубеждать. Бумаги нумеровались, подшивались в папки, потом на их основании он устраивал «судебные заседания». Подростком он вел подробную бюрократическую переписку с самим собой, создав так называемую «фракцию Третий кабинет», себя же назначая, под разными псевдонимами, ее сотрудниками. Это была не игра — он верил во все это. Дважды он был принудительно госпитализирован. А в 19 лет, после неудачной попытки уйти в монашество, он употреблял наркотики. Когда он вышел из тюрьмы, психика его была сдвинута. Вел себя неадекватно, говорил вещи, которые уму непостижимы. Два месяца он не мог ходить — у него болели ноги. Судья Октябрьского федерального суда, где сейчас дело находится на рассмотрении, в отличие от следователей, назначил серьезную стационарную судмедэкспертизу. Если сейчас станет ясно, что Алексей неадекватен — дело просто рассыплется.

И еще добавляет Валентина Дмитриевна:

— Он сказал мне, что в тюрьму больше не пойдет, что готов покончить с собой, если его снова будут брать. Я мать, я не могу такого даже думать, но я понимаю, что это будет для него лучше, чем пережить все то, что он пережил.